– Минутку, – светловолосый представитель водяных посмотрел на графа Дитриха с легким недоумением, будто впервые в жизни услышал слово «конфликт». – Если у нас имеются разногласия, давайте проведем полноценное судебное заседание и выясним…
– Согласно Протоколу, никакого суда в таких случаях не требуется, – вмешался Фишер. – Покушение на принца было произведено в присутствии двух десятков свидетелей, а потом подтверждено письменными признаниями преступника. Вообще-то мы могли казнить его прямо на месте. Мы проявили гуманность, уважаемый посол, – произнося слово «гуманность», Фишер брезгливо скривил губы.
– Если под гуманностью вы имеете в виду двойные стандарты, то, несомненно, вы ее проявили, – немедленно отозвался Дитрих.
– Давайте голосовать, – с нажимом повторил Утер.
– Ваше величество, – светловолосый юрист заволновался. – Не стоит торопиться, ведь если на данный момент у нас нет полного согласия сторон, тогда в процессе голосования может получиться недоразумение, и… И что мы тогда будем делать?!
– Под недоразумением вы подразумеваете 87-ю статью Протокола, советник?
Светловолосый потупил взгляд, будто король упомянул что-то непристойное.
– В случае такого недоразумения мы будем просто следовать статье Протокола, – ответил сам себе король Утер.
– Кхм, – посол Подземных стражей чуть подался вперед и хмуро посмотрел на графа Дитриха. – Я бы не советовал вам, граф….
– Это не мое решение, – перебил гнома Дитрих. – Так решил мой народ. И обратите внимание, посол, это не касается денег, это не касается полезных ископаемых. Это касается жизни одного из детей ночи, и еще это касается нашей чести.
Гном недовольно заворочался, собираясь ответить на не слишком учтивые слова Дитриха, но собирался он слишком долго, и его опередили.
– Давайте голосовать! – в третий раз сказал Утер, почти выкрикнув эти слова. – Я, король Утер Андерсон, приговариваю к смерти преступника по имени Марат из народа детей ночи. Кто возразит моему решению?
Как мне потом объяснили, Утер перепутал очередность вопросов: сначала он должен был поинтересоваться, кто поддержит его в этом решении. Но Утер спросил именно о возражениях, он торопился узнать, действительно ли дети ночи готовы бросить вызов и тем самым подарить ему испытание, без которого Лионейские короли переставали быть героями, а становились усталыми и разочарованными сторожами приходящего в упадок музея под открытым небом. Он хотел узнать, не померещился ли ему тот ночной разговор с послом Дитрихом, не отступил ли народ детей ночи от своего такого неразумного, такого нерационального требования. Подобное упрямство ранее встречалось Утеру разве что на страницах книг о славном прошлом, и как бы нелепо это не звучало, но Утер был горд за детей ночи, сохранивших в себе понятие о гордости неразумных пропорций, о гордости, затмевающей здравый смысл и чувство самосохранения.
И услышав наконец четкое и ясное «Я возражу», произнесенное графом Дитрихом, король Утер к всеобщему изумлению облегченно улыбнулся.
– Я возражу, – сказал Дитрих.
– Есть предложение перенести голосование на завтра, – почти одновременно с ним сказал Фишер. – Сегодняшнее заседание затянулось…
– Мы уже проголосовали, мистер Фишер, – рассудительно заметил Эсгарот. – Я имею в виду, что граф Дитрих заявил свою негативную позицию. И это уже зафиксировано секретарями.
– Король спросил, кто возражает, но еще не спросил, кто поддерживает его решение, – торопливо заговорил светловолосый юрист. – Давайте перенесем эту вторую часть голосования на завтра… За ночь позиции сторон могут измениться.
– Ночью и вправду много чего случается, – сказал Дитрих. – Но могу заверить Большой Совет, что наша позиция останется неизменной. Уверяю вас, мы готовились к этому заседанию, мы обдумали наше решение.
– Рихард, – в разговор вступил седой мужчина с крючковатым носом, представитель расы двуликих; из его ушной раковины в недра пиджака тянулся проводок, свидетельствовавший, что, помимо телепатии, есть и другие способы связи между юристом и его клиентом. – Вы отдаете себе отчет, что своими действиями создаете никому не нужный кризис?
– Я не создаю кризис. Я хочу спасти жизнь своего соплеменника. Точнее, мой народ хочет спасти эту жизнь.
– Ваш народ также хочет жить в мире и спокойствии, Рихард, а для этого нужно объявить перерыв, отдохнуть, собраться снова и проголосовать еще раз.
– Мы уже проголосовали, – напомнил король Утер. – У нас есть непримиримое противоречие, и такие противоречия, как следует из статьи 87, разрешаются честным поединком. Мне был брошен вызов, и я его принял.
Впервые с начала заседания Фишер повернул голову, и хотя Настя в принципе не могла разглядеть выражения его глаз, ей показалось, что это обращенное в сторону Утера движение несло в себе удивление и даже упрек. Впрочем, на лицах большинства послов и советников было написано то же самое, своего рода немой вопрос, адресованный королю Утеру Андерсону: «Какой еще вызов? Что это за детские игры? Разве так должен вести себя Лионейский король?»
– Никто не бросал вам вызов, Ваше величество, – уточнил Фишер. – Мы даже не завершили голосование по этому вопросу… Который оказался более сложным, чем я предполагал.
– Чем все мы предполагали, – сказал седой мужчина, прижимая пальцем наушник для лучшей слышимости. – Вызов и в самом деле еще не брошен, но это всего лишь вопрос процедуры. Меня больше занимает другой вопрос – это действительно то, что сейчас нужно Великим Старым расам? Это действительно то, что нужно династии Андерсонов? В наши довольно смутные времена…
– Времена всегда смутные, – перебил его король. – Ясность наступает лишь после, да и то не всегда. Я как-нибудь сам решу, что нужно моей семье.
– Учитывая, что наследник отправился в «духовное путешествие»…
– Я сам разберусь со своим наследником!
– Ваше Величество, – сказал Эсгарот. – Никто не оспаривает ваше право принимать решения, но поскольку это решение может иметь последствия для всех Великих Старых рас, а не только для вас и одного несчастного вампира…
– Не несчастного, а очень достойного сына своего народа! – выкрикнул граф Дитрих. Произнеся свое историческое «Я возражу», он, видимо, почувствовал себя свободным от ограничений и формальностей, накладываемых Протоколом. Для Насти это выглядело так, будто посол детей ночи за пару минут смог хорошенько набраться чего-то алкоголесодержащего.
– Рихард, какая муха вас… – раздраженно начал Эсгарот, а потом отвернулся от посла детей ночи как от безнадежного больного. – Ваше величество, давайте соберемся завтра. Если идея честного поединка все еще будет вас интересовать – ради бога, я сам поставлю десять тысяч на вашу победу. Но сегодня… Нам нужно, что называется, переспать с этой ситуацией.
– Если больше переспать не с кем, – радостно прокомментировал Дитрих.
– Голосование о переносе заседания на завтра, – перебил его Фишер. – Кто поддерживает?
Шесть остро заточенных карандашей уставилось в потолок.
– Кто возражает?
Король Утер Андерсон и граф Дитрих подняли свои карандаши.
– Голосование переносится большинством голосов, – подытожил Фишер.
– Какое счастье, что Протокол не позволяет нам убивать друг друга по вопросам регламента, – хрипло проговорил посол двуликих и промокнул виски платком.
– Встречаемся завтра, господа, – напутствовал послов и советников Фишер. – С новыми силами и новыми идеями.
Вторую часть фразы Фишер выделил голосом и посмотрел на Дитриха. Тот развел руками, сохраняя на бледном лице нервную и пугающую улыбку.
– Анастасия…
Настя обернулась на вежливый шепот и увидела Армандо, который приглашал ее покинуть зал заседаний Большого Совета. Послы и советники торопливо складывали бумаги, и лишь король Утер неподвижно сидел во главе стола. Настя успела заметить, как с разных сторон к королю направляются Фишер («Ваше Величество, я хотел бы обсудить с вами..») и Амбер («Папа, что все это значит?!»), но вздрогнул Утер лишь от резкого: