— М-да, плохо дело. — Геракл подбросил на плече огромную скамью. — Вот так всегда, думал расслабиться, а теперь… Что ж, разомнусь немного перед шестым подвигом. Софоклюс, ну-ка выгляни наружу, сколько их там, этих пышущих праведным гневом жеребцов?

Историк опасливо подобрался к окошку и, округлив глаза, дрожащим голосом сообщил:

— Да их здесь около двух сотен, если не больше!

— А… пустяки, — рассмеялся герой. — А я-то, наивный финик, думал, серьезная заварушка случится…

— Фол, выходи! — гневно донеслось снаружи. — Базар один разрулить нужно.

Фол ринулся было к двери, но его мягко остановил ухмыляющийся Геракл.

— Постой, дружище, дай-ка сперва я с ними немного побакланю.

И с тяжелой скамьей наперевес Геракл величественно вышел к разъяренным кентаврам.

Увидав могучего, лоснящегося литыми мышцами качка, копытные слегка удивились, но особого беспокойства по поводу появления странного незнакомца не проявили.

— Где Фол? — гневно вскричал молодой кентавр в яблоках.

— Я Фол! — дерзко ответил сын Зевса.

Кентавры взволнованно загомонили. Умственные способности у многих были ниже среднего, несмотря на бытовавшее в Греции поверье об их якобы феноменальной мудрости.

Немного посовещавшись, человекообразные конячки пришли к выводу, что перед ними всё-таки не брат Фол, а какой-то наглый зарвавшийся эллин.

— Ты не Фол. — Длинный перст кентавра в яблоках обличающе уставился на Геракла. — Ты наглый самозванец!

— Никто… — яростно заклокотал могучий герой, — никто не смеет безнаказанно оскорблять великого сына Зевса…

Тяжелая скамья со свистом взметнулась вверх и опустилась аккурат на голову хамоватому кентавру.

— А-а-а-а… — дико взревели копытные, бросаясь в атаку.

Геракл усмехнулся.

Ошибка нападающих была в том, что они бросились на сына Зевса всем скопом.

Великий герой ловко развернул скамью, затем опустил ее на уровень широкой груди и, мрачно улыбаясь, стал быстро вращаться на месте, рассекая близлежащее пространство всесокрушающим деревянным винтом. Что и говорить, уроки танцев не прошли для сына Зевса напрасно. Покойный бедняга Лин научил героя всему, чему смог, совмещая занятия музыкой с прикладной хореографией.

Свою фатальную ошибку кентавры поняли слишком поздно. Чудовищная вращающаяся катапульта в руках Геракла за пару минут расшвыряла копытных в радиусе нескольких сотен стадиев от гостеприимного домика Фола.

Самого последнего кентавра сын Зевса ухватил за длинный рыжий хвост, затем раскрутил тяжеленную конячку над головой и запустил ее прямехонько в небольшой пруд, располагавшийся на окраине леса.

— Ну что ж, кажется, всё, — облегченно вздохнул великий герой, оглядываясь по сторонам.

Действительно, сражаться уже было решительно не с кем. Ну разве что с выглядывавшим из развороченного окна домика Софоклюсом.

«Неужели кто-то из кентавров угодил в жилище нашего гостеприимного друга? — мысленно посетовал Геракл. — Как нехорошо, однако, получилось!»

Вид у историка был слегка пришибленный, хотя, впрочем, Софоклюс всегда так выглядел, ну разве что глаза таращил поменьше.

— Т-ты чт-то эт-то наделал! — заикаясь и слегка дергая левым глазом, в ужасе вопросил хронист, на четвереньках выбираясь из полуразрушенного дома.

— Как тебе битва? — поинтересовался великий герой, слегка озадаченный восклицанием Софоклюса. — Ты только погляди, как я расправился с бандой пьяных мерзавцев!

«Пьяные мерзавцы», тихонько постанывая, гроздями висели на ближайших деревьях. Кое-кто тихо бормотал разнообразные проклятия, но подавляющее большинство безмолвствовало.

— А где Фол? — дружелюбно поинтересовался у хрониста Геракл.

Софоклюса слегка передернуло.

«Всё-таки напился, скотина!» — с неудовольствием подумал сын Зевса, выводя из небольшого сарайчика золотую колесницу.

Сделав над собой титаническое усилие, Софоклюс с большим трудом принял вертикальное положение и, заметно пошатываясь, похромал к остановившейся колеснице.

— Это… — неуверенно промямлил он. — Так говоришь, битва с кентаврами мне не привиделась?

— Нет, не привиделась! — рассмеялся сын Зевса, помогая историку забраться в колесницу.

— Ладно. — Хронист грустно вздохнул. — Тогда ответь мне на один важный вопрос…

— С удовольствием! — благодушно согласился великий герой.

Софоклюс провел дрожащей рукой по влажному лицу:

— Скажи мне, на кой хрен ты забросил в пруд несчастного Фола?

Тут-то до Геракла и дошел во всей своей беспощадности смысл дикого ужаса в глазах историка. По всей видимости, хронист весьма небезосновательно усомнился в здравом рассудке великого героя.

— А я-то всё думаю, — хлопнул себя по лбу сын Зевса, — откуда же мне знаком этот рыжий конский хвост?

Громовержец слегка погрозил буйному сынишке божественным пальцем, затем покачал головой и, повернувшись к Гермесу, приказал связаться с подземным царством Аида.

Гермес достал из складок одежды свой сотиус-мобилис и ткнул пальцем в черную кнопку с белым оскалившимся черепом.

— Алло, Аид, это Гермес! Кентавр Фолу тебя там, на полях асфодела не появлялся? Говоришь, к тебе их сегодня много поступило? Ну, это понятно! Проверь, пожалуйста. Да, Фол… называю по буквам: Флора, Олимп, Лесбос… Что? Ага, спасибо…

Спрятав сотиус, Гермес весело подмигнул хмурому Зевсу:

— Всё в порядке, Эгидодержавный, кентавр Фол у ладьи Харона не появлялся…

Громовержец с облегчением кивнул.

Глава одиннадцатая

ПОДВИГ ШЕСТОЙ: ПОДЗЕМНЫЕ КАНАЛЫ ЦАРЯ АВГИЯ

— Может, записать твою битву с кентаврами как незапланированный подвиг? — предложил щедрый Софоклюс на обратном пути в Тиринф.

— Не нужны мне никакие незапланированные подвиги! — гордо ответил Геракл. — Да и какая тут героика… напился, подрался, обидел друга, брата по кубку.

— Ну, это у нас в Греции обычное дело, — ухмыльнулся историк. — Собрались, выпили, к примеру, на дне рождения. Сплясали, снова выпили, спели чего-нибудь в честь именинника, опять выпили…

— Ну а потом? — полюбопытствовал сын Зевса. — Снова сплясали?

— Нет, — улыбнулся Софоклюс, — поймали именинника и долго били…

— За что?

— Ну как же? Есть такой славный греческий обычай — сколько тебе лет, столько и затрещин. Гостей-то обычно человек пятьдесят, не меньше, а именинник один! Даже если заранее боевой шлем надеть, всё равно больно надают, особенно когда пьяные. Я за всю свою жизнь только на двух чужих днях рождения и присутствовал. У родного брата и у троюродного дедушки. И оба раза именинников отколошматили будь здоров. Брат мой получил пифосом в ухо, когда кому-то из гостей вдруг померещилось, что он спартанский шпион, ну а дедушка… То был его последний день рождения. Девяносто восемь годков ему тогда стукнуло! Ну, и каждый норовил дедку шелабанов отпустить. А гостей-то пришло под две сотни! Совсем затюкали беднягу, вот и не выдержала черепушка. Но зато счастливым дедуган помер, прямо в разгар праздника. А вот в другой раз был я на свадьбе у внучатого племянника…

— Что, и его гости побили?

— Еще как! Эти идиоты с пьяных глаз приняли парня за эфиопа, который тайно пробрался в спальню к новобрачным.

— А он что, черный? — удивился Геракл.

— Кто черный?

— Ну, племянник твой внучатый.

— Да нет, что ты, белый, а тогда вообще был белый как мел, ну, когда вопящие гости в спальню к ним с женой ворвались. Говорят, темнота друг молодежи… но в тот раз эта самая темнота сыграла с моим племянником злую шутку.

— Это же как нужно было упиться!

— Да… — мечтательно произнес Софоклюс, — в былые времена умели гулять, не то что сейчас. Но к тебе, Геракл, это не относится, тебе для того, чтобы совершить очередную героическую глупость, вовсе необязательно выпивать.

— Но-но! — грозно насупился сын Зевса. — Ты это… за языком-то своим следи. Думаешь, раз хронист, то тебе всё можно?