Я вылез из «козленка», от души хлопнув дверцей, и зашагал к дому.

– Мой господин сегодня рано… Что-то случилось?

– Сколько времени ей понадобится, чтобы сломать человека?

Какой-то миг мне казалось, что она сейчас вскинет брови в притворном удивлении, что не понимает, о чем я, и улыбнется своей издевательски безмятежной улыбкой…

Но она или поняла, или почувствовала.

– Все-таки попались… – пробормотала она. – Кто-то из тех, кто был той ночью здесь?

– Вам не идет платье Кассандры, Диана… Сколько ей понадобится времени, чтобы сломать?

– Сломать?

– Вы понимаете, о чем я!

– Не совсем. Подчинить человека на время, пока Ника рядом с ним, или же…

– Нет! Полностью! Когда ее нет рядом, а он все равно будет делать что ей нужно. Сделать слугой.

– Ах, приручить…

– Называйте как хотите! Сколько?

– Несколько дней, я думаю.

– Несколько – это сколько?

– Два-три дня. Возможно, чуть больше. Все будет зависеть от того, как плотно Ника им займется… И от охотника, конечно.

Да, от охотника… Когда Катька была там, он был все еще под замком. Все еще держался. Десять дней.

– Значит, может быть и больше? Насколько?

– Возможно, может быть и больше… Чуть.

– Сколько он может продержаться – максимально?

– Что значит – продержаться? Я не уверена, что мы говорим об одном и том же… Если он у нее, значит, она уже смогла пробиться сквозь его защиту и подчинить его, хотя бы на время? Дальше можно вести речь только о том, какое время он еще будет продолжать огрызаться.

– Огрызаться?

Диана пожала плечами:

– Огрызаться, откатываться… Приходить в себя, когда Ника будет оставлять его в покое. Но это если достаточно сильный, чтобы сопротивляться ей… и такой же упрямый в глубине, как вы.

– Сколько?

– Неделя. Возможно, дней десять-двенадцать. Затем огрызаться перестанет, но дрессировка на этом не кончится, он еще долго будет пропитываться привычками хозяйки, ее образом мыслей, учиться угадывать ее желания, даже когда ее нет рядом…

– Двенадцать дней?.. А если он гораздо упрямее и сильнее меня?

– Возможно, пару недель. Но…

– А шесть? – не выдержал я.

Диана улыбнулась:

– Две недели – самый крайний срок. Большее не в силах человеческих… Боюсь, вы не понимаете, что бывает с человеком, даже самым строптивым, уже через два-три дня. Если он еще не предан хозяйке целиком, то уже на грани. Даже когда ее нет рядом. Еще не слуга, но уже не свободный человек. Еще огрызается, но как в тумане, в бреду… Если его оторвать от нее, ему потребуется время, чтобы стать тем, кем он был прежде. Может быть, месяцы… Но вы уверены, что Ника будет его приручать?

– А что же она будет с ним делать? Если не убила, но оставила у себя…

– О! Вы, видимо, плохо представляете себе, зачем он Нике… Сильных охотников если и оставляют при себе, то не превращают в слуг.

– Зачем же он ей?

– Из сильных – и умных! – опытных охотников делают глав личной охраны. Кто, как не опытный охотник, может точно предугадать, чего ждать от других охотников?.. Но для этого он должен продолжать мыслить как охотник. У него должна остаться его охотничья хватка, его личность… Как можно сохраннее. А что такое слуга? Прирученный и выдрессированный раб. Придаток хозяйки. Удобный, но растерявший большую часть своей прежней личности.

– Но если она его не сломает…

– Не приручит, – поправила Диана.

– Не приручит, – оскалился я, но повторил ее словечко. Сейчас не время упираться по пустякам. – Как же она надеется, что он станет… Он же ни за что…

– Скорее всего, Ника будет его не приручать, а привязывать.

– Привязывать?..

– Мм… В вашем образе мыслей… Его будут не ломать, но перетягивать.

Я хмыкнул.

– Я сказала что-то смешное? – холодно спросила Диана.

– Его не переубедить.

– Я не сказала – переубедить. Я сказала – перетянуть. Не словами конечно же…

– Тогда как?

– Вот так. – Диана чуть наклонилась, и виски на миг обдало лавандовым холодком. – Пробить его защиту, залезть внутрь него, но не ломать там все подряд… Не приручать, круша все внутри, делая из матерого волка покорную шавку, а всего лишь осторожно привязать к себе… Осторожно, но крепко. Вбить в его душу всего один, но точный гарпун. Найти что-то, что ему особенно важно, и надавить только туда. Связать это с тем, что от него нужно. И так привязать к себе.

– Важно?.. – пробормотал я.

Старик всю жизнь положил на то, чтобы отлавливать таких чертовых сук. Сюда хоть гарпун вбивай, хоть кол, а ничего у нее не выйдет… Защищать чертову суку он не станет.

– О, это бывает самое разное… Иногда даже сам человек не может сказать, что это, – улыбнулась Диана. – Возможно, какой-то страх, засевший ещё в глубоком детстве, который всю жизнь загонял на самые задворки сознания и готов отдать все, что угодно, лишь бы этот чулан и дальше не открывали… А может быть, какая-то иррациональная привязанность. Или стремление, дремавшее всю жизнь в глубине, а теперь ему помогут вырваться…

Я попытался представить что-то такое рядом со Стариком и хмыкнул. Особенно про страх, растущий из детства…

– Нет…

– Что – нет?

– Он не из таких. У него железная воля. И ни черта он не боялся. Ничего и никого.

– Железная воля? И это не спасение.

Я не стал с ней спорить. К чему? Все что надо я уже выяснил…

Только черт бы побрал это знание! Старика ей не привязать, а значит, скоро она либо убьет его, либо начнет ломать. Если уже не начала…

Две недели, две недели… Они уже прошли, эти две недели.

Через месяц будет поздно. Даже если в следующее новолуние Виктор и сможет в одиночку прибить суку и вытащит Старика, это будет уже не Старик…

Уже не Старик…

– Железная воля – часто лишь стальная оправа разбитого сердца… Мог быть какой-то тяжелый выбор, сделанный давным-давно, но который все еще бередит душу, о котором порой жалеешь, – если выбор был такой, когда чаши весов почти уравновешены, но выбирать надо, и выбор ох как тяжел… И можно даже понимать, что выбор был правильный – рассудком, но в глубине души все равно бродит тоска по тому, от чего пришлось отказаться, чем пожертвовал… И как все, что насильно задвинуто под ковер сознания, эта тоска становится все значимее, все больнее, все желаннее – вопреки доводам разума, но у души свои законы…

Я досадливо дернул головой. К черту ее проповеди!

Слова, всего лишь слова… Красивые, но ничего не значащие. А время идет. Ночь все ближе…

– Вы меня не слушаете, Влад?

– Давайте лучше… – Я коснулся пальцем лба.

– И что дальше? Зачем это вам, Влад?

– Я знаю зачем.

– Ника, – покивала она.

– Начинайте, Диана.

– Думаете, это, – Диана коснулась пальцем лба, как касался я, – поможет вам?

Она улыбнулась. И вот эта ее улыбка мне в самом деле не понравилась. Слишком уж она напоминала ту фирменную улыбочку всезнайки, которой меня до тошноты перекормил Виктор…

– Вы хотите сказать, Диана, что вы ей в подметки не годитесь?

Только я не прошиб Диану. Улыбка не стала злой. В ней только еще добавилось грустной снисходительности.

– С вашей помощью, мой господин, я надеюсь однажды стать равной ей, а то и искуснее… Нет, я не об этом. Вы можете научиться сопротивляться ей, защищаться… но это не поможет вам убить ее.

– Да ну?

– Увы, мой господин… Она всегда вывернется.

– Это еще почему?

– Потому, что она давно идет по пути, ступить на который вы испугались. По пути сильных. И идет по нему жестче и увереннее, чем многие из нас… Ее самоуверенность и жестокость кажется чрезмерной даже некоторым из нас. Из нас, понимаете? Вы же скованы принципами, которыми вас пичкали с детства, – глупыми, пустыми, но такими тяжелыми оковами…

Я поморщился.

– Это всего лишь слова, Диана. Красивые, многозначительные, но пустые слова… Вся ваша софистика не спасет ее от пули. От одной обычной пули. Даже неподпиленной.