– Не совсем, – сказал Филипп Петрович и тут же схватился за пистолет, направив ствол в сторону троицы за дальним столом. – Сидеть! Сидеть на месте, и чтобы руки были на столе…
Один из троих застыл в полусогнутом состоянии.
– Может, помочь надо?
– Не надо, – сказал Филипп Петрович. – Вы мне очень поможете, если не будете дергаться. Сидеть!
Не отводя пистолет от троих мужчин, Филипп Петрович обернулся к Насте:
– Все в порядке, сейчас я немного посижу, и мы пойдем… То есть поедем отсюда. Сейчас…
– Ага, – сказала Настя, и взгляд ее снова скользнул к мертвой руке, высунутой из коридора, а от руки Настин взгляд по цепочке темных пятен на полу проследовал к Филиппу Петровичу.
– Все будет хорошо, – сказал Филипп Петрович. – И не из таких переделок выбирались… Они думали, я им мальчик для битья… Они думали, устроят тут спектакль про короля Бориса и янычар…
Филипп Петрович все сильнее запинался, все длиннее становились паузы между словами, а Настя всё больше наклонялась вправо и вниз, пока не увидела что серия кровавых пятен, начинающаяся от двери, заканчивается темной лужей, в которой мокнут полы пальто Филиппа Петровича. Настя неожиданно для себя самой протянула руку и тронула Филиппа Петровича за запястье. Тот вздрогнул, но потом улыбнулся краем рта.
– Все будет хорошо…
Настя поняла, что сейчас у нее из глаз потекут слезы, но этим слезам было суждено остаться предчувствием, не более того, потому что в следующую секунду дверь из коридора распахнулась и в зал вошла Лиза.
Филипп Петрович посмотрел засыпающими глазами сначала на нее, потом на онемевшую Настю и сказал:
– Все будет хорошо.
Настя инстинктивно стала съеживаться и сползать под стол, но прежде она озвучила свой маленький женский каприз насчет Лизы:
– У-убейте ее, пожалуйста.
– Ладно, – сказал Филипп Петрович. – Я попробую еще раз.
Лиза между тем подошла к барной стойке, двигаясь так медленно и с таким явным трудом, как будто на ней был невидимый водолазный костюм.
– Девушка, вам помочь? – опять вскочил кто-то из троих за дальним столиком.
– Сиди, – сказал Филипп Петрович. – Она сейчас сама тебе так поможет… – Он говорил все тише, словно терял интерес к происходящему вокруг, сосредоточиваясь на происходящем внутри собственного тела; а с тем, вероятно, творилось что-то неладное. За дальним столиком воспользовались этим состоянием Филиппа Петровича и устроили нечто вроде краткого совещания; потом один из троих встал, одернул свитер и направился в сторону Лизы. Насте почему-то подумалось, что это не к добру.
– Пристрелите ее, – повторила Настя, глядя, как Лиза уцепилась за стойку бара и оглядывается по сторонам.
– Я ее сегодня уже пристрелил, – проговорил Филипп Петрович, с трудом поднимаясь со стула. – Я ее пристрелил, но она… она не заметила.
Он взял со стола свой пистолет и прицелился в Лизу, но поскольку делал он все теперь не так быстро и не так умело, то Лиза успела за это время переместиться на несколько метров, не переставая делать какие-то жесты в сторону мужчин за дальним столиком. Их делегат был уже совсем близко, и Настю удивило, что на его лице была написана искренняя обеспокоенность; он действительно переживал за рыжеволосую незнакомку.
– Извините… Девушка, вам плохо?
Филипп Петрович выстрелил, и декоративная бутылка на полке бара разлетелась вдребезги. Лиза не пошевелилась, а мужчина, который спешил ей на помощь, отпрыгнул назад и завопил, не испуганно, а скорее озадаченно:
– Мужик, ты чего?!
– Ничего, – сказал Филипп Петрович и снова выстрелил. Насте показалось, что он попал Лизе в плечо – во всяком случае, та слегка дернулась, как от удара, но в лице не изменилась и уж тем более не упала. Больше пистолет не издал ни звука, хотя Филипп Петрович еще некоторое время по инерции жал на спуск.
За дальним столиком к этому времени явно выработали план действий по усмирению чокнутого стрелка, и, как только стало ясно, что патроны у Филиппа Петровича кончились, двое мужчин кинулись к нему, а один поспешил на помощь Лизе. Филипп Петрович исподлобья смотрел на приближающихся к нему мужчин и рылся в кармане пальто, вероятно, в поисках новой обоймы. Потом он вынул из кармана пустую ладонь и показал ее Насте. И пожал плечами.
Тут один мужчина схватил его за грудки, а второй стал выдирать у Филиппа Петровича пистолет; Филипп Петрович отнесся к этому стоически, то есть стоял и никак не реагировал, и неизвестно, сколько бы эти двое с ним провозились, но тут Настя вылезла из-под стола, схватила табурет от барной стойки и что есть сил двинула по спине тому, который тряс Филиппа Петровича за грудки. Мужчина вскрикнул от неожиданности, разжал руки и повалился грудью на стол. Из этого положения он обернулся и удивленно уставился на Настю.
– Куда ты лезешь?! – сердито выкрикнула та. – Ты знаешь, куда ты лезешь?! Ведь не знаешь, а…
Тут Настя поняла, что изумленный взгляд мужчины направлен уже не на нее, а в другом направлении. Настя обернулась и увидела, что у стойки бара Лиза и мужчина, который так искренне хотел ей помочь, вцепились друг в друга, словно каждый хотел втиснуться в тело другого.
– Ничего себе, – пробормотал оглушенный Настей мужчина. Двое у стойки слегка покачивались из стороны в сторону, и если это было борьбой, то Лиза явно побеждала, заставляя мужчину прогибаться в позвоночнике.
– Валера времени даром не теряет, – сказал третий мужчина, которого парочка у стойки теперь интересовала больше, чем пистолет Филиппа Петровича. Настя сначала не поняла, о чем это он, но потом сообразила – приятелям Валеры казалось, что их друг и девушка у стойки бара сплелись в порыве страсти, что это долгий поцелуй не позволяет двоим оторваться друг от друга. Такая глупость могла прийти в голову только мужчинам. Настя достаточно знала Лизу, чтобы понять – никакой это не поцелуй, и вообще, что бы это ни было, ничем хорошим для Валеры это не кончится.
Пользуясь тем, что внимание мужчин переключилось на пару у стойки бара, Филипп Петрович окончательно высвободился, нетвердой походкой вышел из-за стола, взял еще один табурет и швырнул в Лизу.
– Эй! – возмущенно крикнул тот приятель Валеры, что все еще полулежал на столе. – Кончай буянить, урод! Не ме…
Тут он замолчал, потому что табурет угодил Лизе точно в голову, но она совершенно не отреагировала на послание Филиппа Петровича, она продолжала свое дело, и Валера прогибался все больше и больше, а потом Лиза резко отпустила его, и он рухнул на пол. Несколько секунд тело Валеры билось в конвульсиях, а потом перестало.
– Ни хера себе, – сказал кто-то из мужчин. – Ты, гадина, что сделала?
Лиза обернулась. Ей явно стало лучше. Она довольно улыбнулась, вытерла рот и подмигнула Насте. От этого подмигивания Насте захотелось снова залезть под стол, но тут Филипп Петрович схватил ее за руку и потащил к двери в коридор. Лиза в ответ кивнула, как бы говоря: «Ну-ну, попробуй». Не сводя глаз с Насти, она немного расстегнула «молнию» на куртке и запустила внутрь руку. Потом она вытащила руку, и там был предмет, похожий на мобильник, но, как уже знала Настя, мобильником не являвшийся.
– Мама, – жалобно сказала Настя.
– У нас нет на это времени, – ответил ей Филипп Петрович и подтолкнул Настю к двери. Между тем двое друзей Валеры все громче задавали безответные вопросы насчет того, что сотворила Лиза с их другом, а Лиза не отвечала, и Валера тоже молчал, и, видимо, до этих двоих стало доходить, что случилось нечто ужасное и непоправимое, потому что голоса их стали звучать совсем уже истерично. Но они все же так до конца и не поняли, куда влезли, потому что с перекошенными от праведной злости лицами кинулись к Лизе, а та сделала несколько ленивых движений, и Настя съежилась от раздавшихся воплей невыносимой боли, и запах паленого мяса настиг её уже в коридоре, уже на выходе во двор…
– Сейчас, – сказал Филипп Петрович и сбросил с себя пальто. Его шатало, но он все же сумел завести двигатель микроавтобуса, потом вытащил из машины канистру с бензином, поставил ее посередине коридора и вернулся во двор.